Не грузи мне в мозг белиберды
Олег Куваев – мультипликатор, сценарист, режиссёр, живописец и скульптор репатриировался в Израиль из Санкт-Петербурга в 2006 году. Многообразие талантов этого человека неоспоримо, но славу ему, несомненно, принес сериал «Масяня», который по достоинству оценили и полюбили миллионы русскоязычных зрителей. Так жизнь сложилась, Олег живет в том же городе, что и я, и даже на этой же улице.
Творчество Олега всегда актуально. Бывает плохое настроение, страшный вирус поражает все больше людей, нехорошие мысли лезут в голову, на улице буря, и ветер сбивает с ног. А послушаешь такую незамысловатую песенку, и жизнь продолжается...
Есть очень интересное интервью Майи Гельфанд с создателем Масяни.
- Олег, скажите правду: Масяня – еврейка?
- Я никогда не задумался о ее национальной идентификации. Есть много параметров, которые я про Масяню не знаю. И это хорошо, на самом деле, потому что дает возможность развивать сценарий в разных направлениях. Если ставить границы: возраст, национальность и прочее, то это очень ограничивает сюжет. Единственное, что про нее известно точно, — это то, что она живет в Питере и зовут ее Масяня. Может, она вообще окажется африканкой, кто ее знает?
- Она у вас живет очень активной жизнью. Она взрослеет, рожает детей, меняет места работы.
- Я вообще стараюсь как можно меньше себе границ ставить, и поэтому она живет своей жизнью. Я считаю, что чем больше у художника свободы, тем больше возможностей придумать прикольный сюжет.
- Обычно сериал все-таки имеет какие-то временные границы: выпустили, допустим, сто серий, и закрываем проект, начинаем новый. Ваша "Масяня" бесконечная.
- Обычные сериалы – это действительно очень четко организованная структура. При этом творческая составляющая остается где-то на десятом месте. Частенько творчества там вообще нет. Это огромные студии, где сидят десятки сценаристов, художников, продюсеров. Производство обычного сериала – это в, основном, технический процесс. Мне в этом отношении легче. У меня творческого намного больше, чем технического. Ну я к этому и стремился. Естественно, как любой нормальный художник, я никогда не хотел иметь рамки. Я, собственно, всю жизнь пытался избавиться от ограничений. Я стремился к тому, чтобы выпускать те мультики, которые мне хочется, когда хочется и о чем хочется. Организационные моменты никогда мне не удавались, поэтому я живу в некотором хаотичном состоянии. Зато это интереснее, чем постоянная, стабильная работа.
- Ну а с финансовой точки зрения? Ведь производство мультфильма – это затратный процесс.
- Трудно, конечно. Потому что при наличии нормальной организации обеспечивается и нормальная финансовая поддержка, которой у меня нет и никогда не было. Поэтому деньги я ищу, как дворовая собака – жратву. Но, опять же, деньги для меня не на первом месте. Я занимаюсь творчеством, а для пропитания делаю рекламные ролики, проекты там разные. В общем, приходится делать всякие выкрутасы. Но у меня есть зрительская аудитория, которая меня поддерживает годами, и я пробовал уже разные модели сбора денег. Так что все развивается как-то само по себе.
- "Масяня" – это бизнес?
- Да. Это немного своеобразный бизнес. Он был начат в России, когда там вообще никакого мультипликационного бизнеса не было. Я, будучи художником, обладаю очень слабыми организационными способностями и не слишком умею контролировать финансы. Но, тем не менее, "Масяня" – это самый долгоживущий российский сериал.
- Ну вот есть такой сериал "Маша и медведь", который появился позже "Масяни" и превратился в международный бренд. Вам не обидно?
- "Маша" — это детский мультфильм, тут даже сравнивать нечего. Все аниматоры рано или поздно скатываются в детскую анимацию. Это навсегда, это болото. Оттуда не выбраться уже никогда. Это стабильная работа, стабильная зарплата, стабильные сюжеты…
- То есть все, что вы ненавидите.
- Не то, что я ненавижу. Это просто болото, ты там застреваешь намертво. Это вообще конец для художника. Эти слоники-мишечки-лисички – это все, конец.
- Ну, "Масяня" - это такой мультик для взрослых, который высмеивает все, что происходит в мире.
- Масяня – она нон-конформистка. Проблема в том, что мне всегда не хватало мейнстрима, который она будет высмеивать.
- А его реально нет?
- Конечно, нет. Кроме "Масяни", не существует взрослых мультиков на русском языке. В Америке есть "Симпсоны", а в России – никого, кроме нее. И в начале века она совершенно неожиданно стала мейнстримом, хотя ее задача как раз ровно противоположная. Она оказалась единственной.
- "Масяня" - это не просто мультфильм. Это целый пласт культуры.
- Ну, это слишком громко сказано. Я всегда пытался делать артхаусную мультипликацию, и сам того не заметил, как превратился в мейнстрим. Это все равно, что оказаться на площади без штанов. Очень глупое ощущение. Это ненормальная ситуация. Такой проект не должен был стать мейнстримом. Это экспериментальный, независимый андеграунд.
- То есть вы никогда не планировали создать суперпопулярный проект.
- Суперпопулярный в смысле общедоступный? Нет, никогда. Мейнстрим – это скучно, это банально, это неинтересно. Я знаю, что такое обычная работа, и это невыносимо скучно. Я работал несколько лет в Германии, писал картины для галерей. Потом этот бизнес благополучно накрылся, и я вернулся в Питер. Но я сделал из этого простой вывод: работать на стабильной, стандартной работе — это просто страшно, это значит сдохнуть там. Нет, это не для меня.
- Но это коммерчески выгодно.
- Но это значит блевать каждый день на работе в прямом смысле. И зачем мне это нужно? Нет уж, я как-нибудь сам.
- А как Масяня родилась?
- Да я сам не знаю. Я же никогда аниматором не был. Просто появились новые технологии, я решил попробовать себя в графическом дизайне, потом увлекся анимацией. Но это тоже было страшно скучно. Поэтому по вечерам я развлекался, придумывал вот таких Масянь. И в итоге она родилась. Это произошло неожиданно. Вообще, такие вещи невозможно предсказать. Они происходят естественно. А когда я увидел, что Масяня стала популярной, я решил заняться этим вплотную. И, как оказалось, надолго.
- А как это вообще происходит? Вот вы выпустили новую серию, она набрала миллионы просмотров. Это приносит какие-то деньги?
- Ну как сказать. Экономика "Ютьюба" заточена под видеоблогеров, то есть под массовое и быстрое производство. Надо очень быстро работать, чтобы что-то зарабатывать. Если выпускаешь видео каждую неделю, то на это возможно жить. Анимацию ты каждый день выпускать не будешь. Это очень трудоемкий процесс. У меня сейчас с моим многолетним опытом, с моими наработками и всем прочим производство одной минуты занимает две недели. Соответственно, целую серию я снимаю за полтора-два месяца. Поэтому прожить на это невозможно. К сожалению, пока такого механизма нет.
- Ну если бы вы наняли сотрудников и каждую неделю штамповали "Масянь", то и доходы бы повысились.
- Вряд ли это возможно. На пике популярности выпускалось очень много пиратских товаров под брендом "Масяня". Притом, что никакой законодательной базы тогда в России не было, поэтому я и засудить никого не мог. Да я и не стремился. Я же вообще всегда принципиально был против того, чтобы Масяня превратилась в курицу, несущую золотые яйца. Масяня – она такая сама по себе, балбеска. Я хотел оставить ее чистым, даже девственным брендом. Любое коммерческое использование портит бренд.
- Но у вас был период, когда "Масяня" выходила еженедельно в программе "Намедни" на телеканале НТВ.
- Да, и это было очень интересное время. Тогда у меня была студия, там работало человек десять. Но Парфенов требовал, чтобы мультики были связаны с актуальными событиями недели. А мне, естественно, этого не хотелось. И чем больше он требовал, тем больше не хотелось, это нормальная человеческая реакция: сопротивление на давление. Поэтому ничего особо актуального там не было. Да и вообще, неинтересно это делать. Потому что то, что делается на злобу дня, очень быстро забывается. Не хочется вкладывать столько сил, чтобы потом это превратилось в пшик. Поэтому и существует Масяня уже восемнадцать лет.
- А как это происходит? Вы на ходу придумываете?
- Ну сейчас, спустя столько лет, мне уже ничего придумывать не приходиться. Это постоянный процесс. У меня несколько сценариев находятся в работе, причем некоторые из них так и остаются недописанными. А некоторые вдруг всплывают лет этак через двенадцать, и я их беру и дописываю. И в голове также куча одновременных процессов. Я думаю, у всех художников и сценаристов, которые работают над чем-то регулярно, работа идет одновременно несколькими потоками. Это такое творческое сознание, к которому привыкаешь, и которое работает самостоятельно, практически без твоего участия. А подсознание так вообще работает частенько даже лучше, чем сознание. То есть некоторые сценарии дозревают в голове автоматически, это неконтролируемый процесс, который знаком любому творческому человеку.
- А рисовать не перестали?
- Я теперь рисую в основном только для себя. Это, кстати, тоже очень приятное ощущение, когда ты рисуешь не то, что от тебя требует заказчик, а то, что хочется.
- Это большая привилегия: иметь такую степень свободы.
- Конечно. Я вообще стараюсь не ограничивать свою свободу творчества. Но обычно я начинаю рисовать, когда у меня образуются финансовые ямы. Когда срочно нужно заработать – я начинаю рисовать. Пока я шлепаю в "Фейсбуке", что у меня вот сейчас такое рисовательное настроение, мои картины уже разлетаются вместе с мольбертами. Когда-нибудь задолбает меня рисовать анимацию, займусь опять живописью. Мне кажется, что я недооценен как художник. Но, может быть, у меня еще все впереди. Кстати, от живописи я получаю гораздо больше удовольствия. Для занятия анимацией надо иметь вот такую толстую задницу. Это долгое, кропотливое, занудное дело.
- А вы по натуре одиночка?
- Да. Поэтому и бизнес у меня не сложился, потому что, когда я открыл свою студию, у меня работало десять человек. Я быстро понял, что как начальник я – полное говно. Я не могу людей наказывать, напрягать, заставлять. Людей бить нельзя.
- А надо.
- Надо, но нельзя. На них нужно психологически давить, а это отвратительно. Поэтому быть директором у меня не получилось. Поэтому и студия закрылась из-за хренового начальства в моем лице. Я, конечно, индивидуалист. И, как мне кажется, это оправданная точка зрения, потому что в искусстве есть некоторые вещи, которые нужно делать группами. Вот, кино, например, невозможно снять в одиночку. И это очень плохо. Потому что любое собрание творческих людей – это всегда срач, это полный бардак. И если получается что-то хорошее, то это, скорее, случайность. Поэтому, когда держится все в одних руках, то получается очень цельное произведение.
- Но сейчас все больше появляется авторского кино.
- Да, и это очень хорошо. И когда один человек будет делать абсолютно все, и ему потребуется только камера и компьютер, у нас появится отличное кино.
- А в Израиль-то вы как попали?
- Я такой человек, который никогда не планирует крупные события в жизни. Я полагаюсь на карму.. Надо уметь видеть, куда тебя жизнь ведет, уметь понимать, что у тебя за карма и угадывать признаки того, за чем следует идти. Если что-то складывается – то так оно и должно быть.
- А если не складывается – не биться в эту стену?
- Это зависит от того, как ты чувствуешь. Если чувствуешь, что твое – значит, биться. Вот у меня так случилось. Я встретил Полину и сразу понял, что у нас с ней "химия". Я очень люблю это слово, потому что оно выражает очень сложные понятия, которые иначе нужно было долго и нудно объяснять. Наш роман длился в течение четырех лет, и я просто чувствовал, что это – мой человек, что эти отношения нужно развивать. У меня до сих пор сохранилась наша переписка длиннющая через мессенджер ICQ, был такой на заре цивилизации. А романтика на больших расстояниях – штука трудная, потому что она жила в Израиле, а я – в Питере. И в какой-то момент мы решили, что нам нужно жить вместе. А лучшего места для выращивания детей, чем Израиль, еще не изобрели. И вот этим, собственно, мы и занялись.
- В этом занятии вы все-таки подвинулись и дали ей возможность поучаствовать.
- Это единственная область деятельности, где нужно работать командой. Это совместное творчество. А вообще я очень верю в карму. Вот это такие вещи, которые нужно почувствовать. С Масяней, кстати, то же самое было. С ней у нас тоже сложилась химия. Я вообще не сопротивляюсь судьбе, я стараюсь видеть, что мое, а что не мое.
- А в Израиле вы увидели, что это – ваше?
- Да. Мне в Израиле все очень нравится, кроме религии. А вообще, Израиль – прекрасное место. Очень пестрое, разнообразное, но замечательное. И, когда говорят, что у нас тут разобщенность – это полная фигня. Потому что, учитывая, насколько мы разные, мы живем очень дружно. Просто реально, одной семьей. В любой другой стране при такой разнице менталитетов и всего прочего, давно была бы гражданская война. А у нас ничего, живем мирно. Это чудеса, я считаю. Пока я могу сказать, что у меня в жизни все совпало. Тьфу-тьфу, конечно. Я делаю, что хочу, живу с любимым человеком, у меня хорошие, хоть и тупые, дети, и я доволен.
- Когда я шла на интервью, то думала, что встречу такого богемного неформала в майке-алкоголичке, который матерится, пьет водку и вообще ведет аморальный образ жизни. А вместо этого вижу перед собой домохозяина, который стряпает обеды, ходит на родительские собрания в школу и выращивает на балконе укроп.
- Ну а как еще детей заставить есть зелень? Вот только сорвать со своей грядки! А еще я мечтаю жить на земле и выращивать разные сорта базилика. Обожаю этот запах! А вообще, весь этот богемный шик – это все наносное. Андеграундные люди – это самые разумные люди. Потому что они понимают, что попсня – это смерть. Они хотят удовольствие получать, и поэтому занимаются экспериментами. Потому что это интересно, это настоящее, это творчество, это и есть жизнь!